Телеграмма (К. Паустовский)

Катерина Ивановна никогда ни на что не жаловалась, кроме как на старческую слабость. Но я знал от соседки и от бестолкового доброго старика Ивана Дмитриева, сторожа при пожарном сарае, что Катерина Ивановна одна на белом свете. Дочь Настя вот уже четвёртый год как не приезжает – забыла, значит, мать, а дни у Катерины Ивановны считанные. Не ровён час, так и умрёт она, не повидав дочери, не приласкав её, не погладив её русые волосы «очаровательной красоты» (так говорила о них Катерина Ивановна).

Настя слала Катерине Ивановне деньги, но и то бывало с перерывами. Как Катерина Ивановна жила во время этих перерывов, никому не известно.

Однажды Катерина Ивановна попросила меня проводить её в сад, где она не была с ранней весны, всё не пускала слабость.

– Дорогой мой, – сказала Катерина Ивановна, – не взыщите с меня, со старой. Хочется мне вспомнить прошлое, напоследок посмотреть сад. В нём я ещё девушкой зачитывалась Тургеневым. Да и кое-какие деревья я посадила сама.

Она одевалась очень долго. Надела старый тёплый салопчик, тёплый платок и, крепко держась за мою руку, медленно спустилась с крылечка.

Уже вечерело. Сад облетел. Палые листья мешали идти. Они громко трещали и шевелились под ногами, на зеленеющей заре зажглась звезда. Далеко над лесом висел серп месяца.

Катерина Ивановна остановилась около обветренной липы, оперлась о неё рукой и заплакала.

Я крепко держал её, чтобы она не упала. Плакала она, как очень старые люди, не стыдясь своих слёз.

– Не дай вам бог, родной мой, – сказала она мне, – дожить до такой одинокой старости! Не дай вам бог!

Я осторожно повёл её домой и подумал: как бы я был счастлив, если бы у меня была такая мама!